В статье рассматриваются последствия принятия Федерального закона от 08.06.2020 № 171-ФЗ (как его называет автор «Закон о преимуществах российского правосудия» или «Закон о ПРП»), позволяющего переносить в российские государственные суды дела с участием российских физических и юридических лиц, а также связанных с ними иностранных компаний, если такие лица и компании полагают, что за границей их деятельность подвергается каким-либо ограничениям.

При этом российские государственные суды наделяются правом выносить anti-suit injunctions — запрет в отношении процессов, которые могут проходить в иностранных судах или арбитражах. 

Автор выражает сомнение в разумности принятия такого закона и указывает на многочисленные дефекты в его нормах.

Хотел предложить ряд интересных положений из этой статьи.

«Нужно сказать, что в последнее время российские власти непрерывно жалуются на притеснения со стороны «западных партнеров», особенно на различные ограничения в осуществлении бизнеса за границей, которым иностранные государства подвергают российские государственные и приближенные к ним компании…

Закон ввел понятие лица, «в отношении которого применяются меры ограничительного характера иностранным государством, государственным объединением и (или) союзом и (или) государственным (межгосударственным) учреждением иностранного государства или государственного объединения и (или) союза»; назовем такое лицо для краткости ограниченным лицом, или ОЛ. В число ОЛ могут входить (1) граждане Российской Федерации, (2) российские юридические лица, а также (3) иностранные юридические лица, в отношении которых «применяются меры ограничительного характера»…

Для того чтобы дело с участием потенциального ОЛ… можно было бы рассмотреть в России, а не за рубежом, ч. 1 ст. 248.1 АПК единым махом объявляет все споры с участием ОЛ исключительной компетенцией арбитражных судов Российской Федерации. И квалифицирующим признаком является не предмет спора, не характер спорного имущества, а лишь дискреционное желание потенциального ОЛ воспользоваться механизмом переноса в Россию в рамках Закона о ПРП споров с иностранными партнерами.

Никаких доказательств реального ограничения своих прав за границей кандидатам в ОЛ приводить не надо, достаточно просто написать в заявлении в российский арбитражный суд, что ты — ОЛ. Тут могут быть и реальные фигуранты ограничительных списков OFAC, и субъекты unexplained wealth orders, выписанных в Великобритании, и просто обиженные граждане или компании — Закон о ПРП не вводит никаких критериев реальности ограничений, которым подвергается кандидат в ОЛ по Закону о ПРП…

Президиум упраздненного ВАС РФ [Высшего арбитражного суда] еще в 2013 г., распространяя инструкцию об игнорировании российскими арбитражными судами anti-suit injunctions, вынесенных иностранными судами, совершенно справедливо отметил, что такие запреты создают сложности для участвующих в деле лиц, но не для судей…

Рискну предположить, что судебный «противоисковый» запрет российского суда ни в силу своей природы, ни в силу норм международного и российского права не может препятствовать рассмотрению дела в иностранном суде или арбитраже и порождать юридические последствия на территории государства, где действует такой иностранный суд или арбитраж. Очевидно, что этот совет упраздненного ВАС авторы Закона о ПРП не учли…

Кто, спрашивается, дал российскому законодателю право прекращать разбирательства в заграничных судах и арбитражах? Разумеется, и западные суды выносят anti-suit injunctions — но в рамках поддержки правосудия на своей территории, осуществляемого в рамках закона или соглашения сторон сделки. Если согласно арбитражной оговорке или юрисдикционному соглашению дело подлежит рассмотрению, например, в LCIA или в Высоком суде правосудия Англии и Уэльса, то английский суд вполне может издать anti-suit injunction, запрещающий подачу соответствующего иска, скажем, в Арбитражный суд Амурской области. Но сделает он это не исходя из того, что кто-то из участников процесса разочаровался после подписания сделки в английском правосудии (или посчитал себя обиженным каким-либо государственным органом или организацией), а опираясь либо на существующее соглашение сторон о рассмотрении спора в Англии, либо на нормы английского закона об исключительной компетенции английских судов по спорам, тесно связанным с Англией…

Согласно же Закону о ПРП российские суды наделяются «исключительной компетенцией» не в силу особой связи предмета спора с Россией, а в силу простого заявления кандидата в ОЛ, которое он делать, кстати, не обязан. Как удобно получается: захочет г-н Х судиться в России — и российский суд ему распахивает свои двери, заявляя, что в силу волеизъявления г-на Х дело уже относится к его исключительной компетенции; не захочет — так и быть, пусть уж судьбу латвийского забора из нашего гипотетического примера определяет латвийский суд…

Конечно, это не мелкий недочет юридической техники российского законодателя, а системная ошибка, представляющая собой осознанное вмешательство России в права судов иностранных государств рассматривать споры на своей территории. Поэтому Закон о ПРП следует оценивать как прямое покушение на суверенитет иностранных государств (которое им вряд ли понравится)…

Причем если юрисдикция российского суда будет основана на сомнительном Законе о ПРП, то юрисдикция органа, опирающегося на соглашение сторон или обычный закон об исключительной компетенции, вряд ли будет кем-либо поставлена под сомнение. Не может российский законодатель отменять соглашения сторон и иностранные законы о рассмотрении споров за рубежом: ни в отношении ОЛ, ни в отношении кого-либо еще…

Рано или поздно западные суды и законодатели примут против российских судов и компаний меры — такие, какие они обычно принимают в отношении стран-изгоев. Россия уже прошла немалый путь в этом направлении. Закон о ПРП представляет собой еще один шаг к такому закономерному финишу».